А вот домулло не опускал чела единственно из опасения, что если эта дико гремящая тыква с ушами хоть на миг посмотрит себе под ноги, то просто отвалится и упадёт. Причём это его как раз таки и не останавливало, он рад был избавиться от головной боли самыми радикальными средствами (ибо достало!) и шёл во дворец в слепой надежде, что палач не взял выходной по уходу за огородом и в один миг навеки избавит его от этого сволочного похмелья! Но прежде он — возмутитель спокойствия и герой народных анекдотов — из самых благородных побуждений сдаст малоизвестный адрес «Одноногой лошади», чтоб эту грязную лавочку, поящую честных мусульман палёным вином, наконец-то прикрыли раз и навсегда, на веки вечные, во славу Аллаха, аминь!
— Слышь, брателло, ты не слишком нарывайся там…
— О'кей.
— Я имею в виду, что постарайся не быть казнённым хотя бы до вечера.
— О'кей.
— А то знаю я тебя. Пошлют к палачу садиться на кол, а ты хоть крем-то с собой взял?
— О'кей.
— Это была неприличная шутка с гейским подтекстом! — не выдержав, сорвался Лев. — Какого лешего ты всё время окейничаешь?! Выучил новое слово, да?!
— Лёва-джан, вот… чё ты… как этот? Нет чтоб предложить близкому другу опохмелиться, он разговорами достаёт… чтоб шайтан надул тебе в воду во время утреннего омовения и ты это видел, а всё равно умылся!
— Майн гот, а при чём тут я? Не умеешь пить, не берись! — облегчённо выругался свежий, как йогурт, россиянин. — Надо было сразу сказать, похмелье штука деликатная и требующая к себе вдумчивого отношения. Стань вон там, у арыка, в тени под деревцами, и жди, я быстро.
Метнуться до ближайшей чайханы, обложить хозяина матом, вытребовать чашу холодной араки, честно отдать за неё целый дирхем, не оборачиваясь, левой рукой спереть у счастливого чайханщика два золотых и той же липицуанской рысью вернуться к другу, не расплескав ни капли, — на такое мог быть способен только настоящий Багдадский вор.
— Ты мой спаситель, — жалобно всхлипнул Ходжа, принимая дрожащими руками глиняную плошку с драгоценным напитком. В два глотка он покончил с водкой, и его глаза заблестели…
— Подлечился? — уточнил Лев. — Теперь освежился по-быстрому и пошли!
Не успел домулло опомниться, как был безжалостно окунут в тот же арык с головой, и добрых пару минут верный друг полоскал его в жёлтой воде туда-сюда за шиворот, как енот в цирке.
— Не умеешь — не пей! Запретил тебе Аллах алкоголь — слушайся! Ему с утра в тюрьму, а он нажрался, как Карлсон с фрекен Бок! Не стыдно, а?!
Ходжа сначала булькал и брыкался, а потом успокоился и даже попускал пузыри, изображая довольного бегемота…
— Полегчало?
— Воистину! Пусть Всевышний в раю так же макает тебя в память о том удовольствии, которым ты отпраздновал моё утро, — церемонно поклонился мокрый домулло, поочерёдно касаясь кончиками пальцев груди, губ и лба.
— Ничего, на такой жаре обсохнешь быстро. Куда мы теперь, прямо во дворец?
— О нет, мой торопливый друг, сведущий лишь в вопросах неведомого праведному мусульманину опохмеления. Сначала нам надо придать тебе облик лекаря по тайным женским болезням.
— Короткий халатик нараспашку, эффектный чепчик с красным крестом и белые чулочки?
— Такого лекаря предпочли бы многие мужчины, — прикинув образ, согласился некраснеющий герой анекдотов. — Но ты идёшь к жёнам эмира, а значит, евнухи гарема должны принять тебя за своего.
— Кастрироваться не дам!!!
— Вай мэ, зачем так орать, всех верблюдов перепугал, — укорил Ходжа, пока проходившие слева караванщики с трудом успокаивали доселе флегматичных животных. — Конечно, как ты выражаешься, «реализм — великая вещь!», но на этот раз мы опять пойдём путём простого обмана…
Две дочери Лота пристали к пьяному отцу… и ура!
Два старца пристали к трезвой Сусанне, и увы…
Не экономьте на алкоголе
Денег у соучастников хватало, поэтому, не желая привлекать к себе ещё большего внимания, они просто посетили две-три лавочки, законопослушно экипировав Оболенского на энную сумму золотых. Ему досталась подушка на живот, имитирующая то ли нездоровую полноту, то ли невозможную беременность. Длиннющий парчовый халат китайского фасона, с широким поясом, увешанным целой кучей волшебных амулетов, как то: сушёная лапка курицы, кривой нож-серп с арабскими письменами, пучок перьев чёрного орла, серебрёное зеркало, изогнутый козий рог, два бледно-жёлтых птичьих черепа, прутья саксаула без колючек и специально выдолбленная сухая тыква с затычкой, сплошь исписанная тайными китайскими иероглифами.
На самом деле, расписывая такие вещи, юморные китайцы, я полагаю, нагло ржали в голос и несли кисточками всякую хрень, но кто будет это читать со словарём? Никто. А значит, тайна-а, а тайна-а завораживает…
Льву нацепили седую бороду, держащуюся на специальных крючочках за ушами. Водрузили на голову зелёную войлочную шапку под метр высоты и крепко примотали белыми тканями на манер чалмы. Но самое главное, ему дали примитивные круглые очки и с ног до головы увешали знаменитыми арабскими назер бонюк — амулетами от сглаза!
— Ходжа, ты уверен, что врач-гинеколог должен выглядеть как… как… я даже не знаю, какой кретин согласится в таком виде выйти, на улицу?! — стонал бывший москвич, мелодично позванивая при каждом шаге.
— Ты капризен, словно любимая тёща эмира, — равнодушно отмахивался домулло, локтями прокладывая дорогу в толпе. Многие идущие навстречу бедняки норовили успеть поймать и поцеловать края халата Оболенского. Когда у тебя нет денег на лечение, то, возможно, одно лишь прикосновение к одеждам врача само по себе подарит долгожданное исцеление…